Король - Страница 10

Бетя (встает в гневе). А я хочу, чтобы он ушел отсюда. Сейчас же! Ну, Арн, марш отсюда! И берегите свои бока. Я от Мирона знаю, кто ведет это подлое дело. Наступило время, когда рабочие становятся сознательными, и вот являются подлецы, которые портят рабочее дело. Можете передать Гросману, что ему это даром не пройдет. Думает, что если можно подкупить таких подлецов, как вы, то рабочие откажутся от своих требований…

Роза (Эршу). Хочу увидеть, как ты ей закроешь рот. Покажи хоть раз.

Эрш (хмуро). Оставь меня в покое. Начну плакать: не мучьте меня.

Арн (вдруг встает). Ну хорошо, хорошо, я запомню ваши слова.

Бетя. Можете даже записать их. Он запомнит! Выходи отсюда! Вон, изменник, предатель, подлец!.. Подожди, придет на вас смерть.

Арн (стоя у дверей). Посмотрим, на кого. (Уходит.)

Шмиль. Вот хорошо. Славно ты его отделала.

Роза. Ну жизнь теперь!.. Славная жизнь.

Желтым смехом вам смеяться. (Кашляет.) В печенке вы сидите у меня со своим смехом.

Нахман (входит; навеселе. Грубым голосом). Ну добрый вечер. Хороший дождик на дворе. Если бы такой в апреле, то сказали бы: будет хороший урожай. А мне все равно.

Роза. Смотри-ка, он уже пьян… Черная оспа убила бы тебя.

Шмиль. Хватили уже рюмочку, Нахман?

Нахман. Почему не хватить? Мне все равно.

Роза. Иди уже спать, несчастье мое!..

Нахман. Назло тебе буду сидеть здесь. Мне все равно.

Эрш (тихо). Ступай спать, Нахман. Ты кричишь, а нам нужно работать.

Нахман (вспыхнул. Бьет себя в грудь). А я не работал сегодня? Не перетаскал на этих плечах тысячи пудов? Не издыхаю, как лошадь? Так, значит, мне плакаться? Лежу в земле. У города ведь такие лапы – с крючками… Так что же? Молчу… Может быть, тоже, как другие, хотел бы свет увидеть? Может быть, землю хочу грызть? Жалуюсь я кому-нибудь? Мне все равно… Вот у меня сорок копеек осталось. Возьми мои сорок копеек.

Эрш (тихо). Не надо. Оставь у себя.

Нахман. Может быть, и я хотел учиться? А я должен быть скотиной. Ну?.. Так мне все равно.

Роза. Что значит – не надо? Возьми у него. (Нахману.) Дай сюда деньги.

Нахман (смотрит на нее). Вот тебе не дам. Хотела ты посылать меня в школу? Только и знала: ступай работать! И теперь я скотина. Не дам тебе денег.

Роза (плачет). Взял бы тебя бог у меня!..

Нахман. Послушает тебя бог. Как же!.. (Идет к дверям.)

(Смеется.) Демократы!.. (Плачущим голосом, очень громко.) Демократы!.. (Машет рукой.) А мне все равно. (Выходит в кухню.)

Яков. А что, дядя Эрш? Мирон-то ваш где?

Эрш. Мирон? Скоро придет.

Степан. Иоська, есть у тебя табак?

Иоська (не глядя, дает ему желтую круглую коробку). На, возьми.

Маня. Добрый вечер.

Роза. Добрый вечер, Маня. Присядьте возле меня.

Что слышно у вас? Были вы у сестры?

Маня. Я была? Пусть черт с ней видится! Послала к ней свою Диночку. И что же? Думаете, она ее приняла? Подавиться бы ей так куском хлеба. Думаете, допустила в комнаты? Жить бы ей так на свете! Она мою Диночку приняла… знаете где? В передней!..

Роза. Чтобы ей только жить в передних.

Маня. В передней! Мою Диночку в передней! Может быть, позволила ей говорить? Рта не дала раскрыть. Кричала. Можете себе представить, как умеет кричать моя добрая сестра, чтобы ей в горле заложило, и как мое дитя испугалось. Оно так испугалось, что чуть в обморок не упало.

Иоська (прислушался. Вежливо). Вы, кажется, рассказываете о мадам Гросман?

Маня. Я рассказываю о мадам Гросман. Ну ничего, Роза. Теперь я к ней пойду. И если я не перебью ей всех стекол в окнах, то вы меня Маней не будете называть.

Яков. Следовало бы. Очень хорошо бы это, чтобы ни одного стекла не осталось в целости. А еще сестра!.. Ай да сестра!.. (Смеется.)

Степан. А еще говорят, что у них своя, еврейская связь.

Маня (стремительно подбегает к Степану). Я вам расскажу, Степанчик!.. (Берет его за бороду.) Она же сестра, а я бедная. Так что же? Разве у вас не бывает так, что одна богатая, а другая бедная?

Степан. Что говорить!..

Майя. Ну ничего, так бог хотел. Он же сидит наверху, и все видит, и лучше знает. Но будь же человеком. Хорошо, – но будь же сестрой!.. Что твоя кровь и что моя кровь?..

Яков. Правильно. (Моргает глазами.) Одно слово – однокровки.

Маня. А она этого не хочет знать. Мой муж работает у ее мужа на мельнице. Его еще нет здесь, но он сейчас придет. Он придет! Спрашиваю вас, Степанчик, надо ли помочь мне? Но пусть ей на весь век останется то, что она давала мне до сих пор. Что? Почему я брала? Что же бедный должен делать? Когда дают, он берет. Но теперь, Степанчик, теперь!.. Такие времена, такая страсть… Ну не будь сестрой, будь теткой, будь самой дальней родственницей. Помоги чем-нибудь. Нет, твой муж в забастовке! Где же ему быть? В земле? Пусть он не будет, так вы ведь его убьете. Правда, Степанчик, вы его убьете?

Степан (высвободил бороду). Убить не убьем, но и по головке не погладим.

Маня (обрадованная). Ну вот видите. Я ей это сказала, а она меня выгнала. Послала я к ней сегодня дитя, и она ее тоже выгнала. Кого? Мою Диночку? Моя Диночка лучше, чем ее барышни. Может быть, нет? Сидит одна, худая как скелет, и смотрит на вас сумасшедшими глазами. Другую, слава богу, муж уже прогнал от себя. Конечно, прогнал! Прогнал, прогнал!.. Бог не будет молчать…

Иоська. Вы будьте совсем спокойны. Мы их теперь хорошо прижмем к стене.

Яков. Чтобы пена пошла со рта…

Маня. Чтобы-таки пошла. Она говорит, что рабочие ее разорили и потому она не может помогать… Забастовка им уже стоит десять тысяч. Ничего, я еще доживу увидеть ее нищей. Рабочие требуют расходов на двадцать пять тысяч рублей в год. Требуйте на пятьдесят. Я первая буду кричать: душите их, проклятых. Сдирайте с них кожу, как они с нас сдирают. Не поддавайтесь.