Этель. Зачем ты мучишь человека?
Эрш. Э, они мучат. Я даже не чувствую. (Заискивающе.) Может быть, господин Гросман, у вас найдется еще десять рублей?
Гросман. Нет-нет. Ни одной копейки. (Смотрит в кошелек.) Я сказал неправду. В кошельке осталась одна копейка. (Смеется.) У Гросмана в кошельке одна копейка.
Итак, Эрш, мы в расчете. Передайте там всем этим мерзавцам, что завтра Гросман уезжает с курьерским поездом в Европу. Вот видите, даже сундуки запакованы. Выбрали пять негодяев и думали, что Гросман станет с ними разговаривать. Дураки! Что? Вы говорите, что они шумят там. Очень хорошо. Для меня это только приятная музыка. Я отлично засну.
Эрш. Так вы в самом деле уезжаете? Что-то все не верилось. Говорили, говорили, а вот и правдой сделалось. Пойдет теперь голод…
Гросман (довольный). Теперь пойдет хороший голод. Хороший кусочек голода. Они будут кушать воздух. Когда же я вернусь, то предложу устроить маленький союз против рабочих. К моему приезду глупая революция будет раздавлена, и станет весело.
Эрш (убежденно). Вы еще найдете средство бороться с ними. Еще есть и есть и есть…
Женя. Папа, довольно, мне скучно…
Гросман. Высунь, Женечка, голову из окна и услышишь, как рабочие начинают мяукать перед голодом. Это тебя развеселит.
Этель. К чему эти шутки? Там ведь евреи! И душа моя что-то неспокойна. Что вы скажете, Эрш? Ведь нисколько не весело. Страна горит, кипит, кричит, кровь льется. (Со вздохом.) Нет спокойствия, Эрш, нет его, и надо уезжать. Не завидуйте нам.
Эрш. Я никогда никому не завидовал. Я иду своей дорогой. Сторонкой я иду. Что бог дал мне, то и хорошо.
Этель. И что они выиграли, спрошу вас? Мне ведь жаль евреев. Вот он уезжает. Будет мельница стоять, как покойник, и всех пугать. Дети начнут умирать.
Эрш. Уже будут умирать, мадам Гросман! Они хотели болячек? Теперь они их имеют. Так уже плохо стало, как никогда не бывало. А шайка шарлатанов собирается, все потеряли голову, из каждой квартирки несется вой и проклятия. Ай, как там плохо!..
Этель. Мне хотелось бы только одно понять. Что им сделал муж, что? Или он их мучил? Или придирался, или не платил? Чего можно желать от такого человека, как Давид? Мог он, и прибавил им в прошлом году. Спросите, чего он не сделал для них? Я всегда говорила: надо быть плохим к людям, и они будут тебя почитать.
Эрш (осторожно). Положим, доброта немножко лучше. Не скажу – намного, но немножечко лучше. Доброта не мешает…
Этель. Как же лучше, когда они называют его разбойником? Посмотрите на этого разбойника. Ведь он ограбил весь мир.
Гросман. Присядьте~ка здесь, Эрш. Дело это прошлое, сундуки уложены, но, между нами, скажите, кого я обидел в своей жизни? Ударил ли я когда-нибудь рабочего? Если Герман давал иногда волю своим рукам, то он ведь Герман. Ведь это разбойник! Но я, я? Чего же они хотят? Чтобы я открыл им свою кассу – вот эту кассу, посмотрите на нее – и ушел? Но я еще, благодарение богу, не сошел с ума? Что, Эрш? Или, может быть, вы бы это сделали? Сядьте же, Эрш. Вас же просят.
Эрш (уклончиво). Господин Гросман, мне надо идти работать. Вот на этом горбу хотя уже и взрослые, но все еще сидят дети: дочь, сын и еще сын. И сесть я тоже не могу. Что значит сесть? Разве я не знаю своего места? Вы, слава богу, господин Гросман, я… слава богу, Эрш! Слава богу! Могу постоять… (Улыбается.) У меня, господин Гросман, живет сапожник, Шмиль его имя. Человечек! Ничего себе человечек! И шутливый. Он любит говорить так: «Человек! Что такое человек? Это король земли… Король!» Ну так я из тех королей земли, которые могут постоять перед господином Гросманом.
Гросман (недовольный, сердится). Вот это мне не нравится. Ваш Шмиль большой, большой дурак и, вероятно, шарлатан. Это он, вероятно, портит людей, которые работают. Из-за таких Шмилей останавливаются мельницы, рабочие бунтуют, а хозяева должны уезжать в Европу. Человек – король земли! Нет, Эрш, нет, нет и нет!.. Если бы Шмили вот так говорили, тогда было бы тихо. Сядьте же, Эрш, не упрямьтесь!..
Эрш. А я всегда говорил, что господин Гросман ведь король!.. Дом как у короля, слава богу… Денег как у короля!..
Гросман. А они вам, конечно, не верили?.. Старая история. Но они должны будут поверить. Я сделаю так, что они Гросмана запомнят. Внукам будут рассказывать о Гросмане. Я им покажу, кто король и кто не король. Первое, Эрш, – ни один еврей не будет работать больше на моей мельнице. (Встает.) Ни один!.. Мне не нужно евреев. Зачем они? Разве без них нельзя дела вести? Этих шарлатанов к черту. Только русские найдут работу на мельнице… Это во-первых…
Этель. Видите, Эрш. Все это им очень нужно было?
Эрш (смущенно). Да, мадам Гросман. (Осторожно.) Господин Гросман, мне нужно пойти домой. Становится поздно…
Гросман. Успеете, Эрш. Ведь главного я вам еще не сказал. Если, Эрш, я по приезде вспомню о ком-нибудь, то, конечно, о вас.
Эрш (почувствовал угрозу. Испуганно. Старается улыбнуться). Обо мне? Почему обо мне? Никого уже другого в городе не осталось?
Гросман. Не притворяйтесь овечкой. Мирон ваш сын или не ваш? Кто кричал громче всех? Кто? Кто приходил со мной разговаривать? Со мной!.. Я, положим, показал ему разговор!.. Больше уже не осмелится! Но вы-то, Эрш! Где вы были! Такого отца на куски разрезать нужно, если он не учит добру своего сына.
Эрш (быстро). Это неправда, господин Гросман. (Посовестился.) Может быть, чуточка правда!.. Может быть!.. В каждой неправде есть чуточка правды, и в каждой правде есть немножечко неправды. Но, как теперь ночь на земле, виновата сестра мадам Гросман, Маня. Это она проклинает. Это она бегает из квартиры в квартиру и кричит, что надо мельницу сжечь…