Король - Страница 3

Этель. Ну, Эрш? Как ему не дать десяти рублей? Что скажете на моего сыночка? (Подходит к Пете и целует его.) Петенька, возьми пять рублей. Ну для меня. Ты ведь любишь свою мать.

Петя (холодно). Десять.

Женя (с досадой). Ты его губишь, мама.

Этель (вынимает деньги из кошелька). Уже погубила! Посмотрите на этого погубленного мальчика. Он, бедненький, пьянствует, лазит по карманам. (Рассмеялась. Целует его.)

Петя (вытирает платком губы). Всегда ты целуешь прямо в губы. Можно и в щеки целовать.

Этель (смеется). Что скажете на моего последненького, Эрш? (Дает ему деньги.)

Эрш. Скажу – дай бог всем иметь таких хороших, красивых детей, как ваш Петя. Ах, мадам Гросман, мадам Гросман! Почему одни счастливы и богаты, а другие несчастны и бедны? Положим, я уже хорошо спросил. За такие вопросы честные люди не должны меня впускать в свой дом. Но я ведь пришел оттуда. (Указывает пальцем на окно.) Вот там, за моей спиной, что-то плачет, что-то мучается. Мадам Гросман, мадам Гросман! Ведь это же наши братья – еврей! Потрудитесь и зайдите когда-нибудь к нам. Вот из окна видно, где мы живем, и эти руины говорят, как мы живем.

Этель. Я сама вышла оттуда.

Эрш. Вы забыли… Но ведь это же наши братья, вот что я хочу сказать. Почему ругать их, если они бросили работу? Кто соглашается голодать от радости? Ах, мадам Гросман, мадам Гросман! А плач этих святых еврейских женщин и этих бедных детей? И холод, и скорби, и нищета! Кто эти трое, что ходят в наших домах?

Этель (холодно и строго). А кто велел им бросить работу? Что вы говорите, Эрш? Ведь я могу подумать, что у вас в голове нехорошо или что вас подкупили! Как? Бороться с Гросманом? Кто хочет бороться? Оборванцы, нищие! Разве Гросман не был отцом всем рабочим на мельнице? Или вы так глупы, что думаете – забастовка нам пользу приносит? Или вам нужно растолковать, что она нас разоряет? Перестаньте, Эрш. Пусть стонут. И скорби, и голод, и нищета… Так им и следует.

Эрш (уныло). Так, я уже не говорю. Конец. Я уже всего добился. Конец.

Петя. А когда вы, Эрш, отрежете свою противную бороду? (Подходит к нему, дергает его за бороду и смеется.)

Эрш. Будьте здоровы. Зачем мне срезать бороду? Я уже красивый.

Петя. А вот я вам отрежу кусок бороды. Мама, дай мне ножницы.

Эрш. Вы шутите, Петенька. Кому нужен кусочек еврейской бороды?

Петя. А я хочу! Непременно евреям нужна вот такая борода. Оттого и мальчишки кричат нам на улице: ты – жид!..

Эрш. Так кричат! Пусть кричат. А я смеюсь над ними и иду своей дорогой. Я ведь знаю, кто прав. Отпустите бороду, я вас прошу.

Петя (с отвращением). Противный народ евреи. Байрон, сюда! (Быстро выходит.)

Этель. Не обижайтесь на него. Ведь он еще мальчик. Вырастет и станет хорошим евреем, как все мы.

Эрш. Конечно, конечно, мадам Гросман. Теперь он еще немножечко дикий. Пусть живет и растет счастливым.

Этель. Вот и Давид. Развяжите узел. Он не любит ждать.

Гросман. Повторяю еще раз, Герман, что всему виной вы. Не возражайте же.

Герман (робко). Я не возражаю.

Гросман. Молчите же. Во всем вижу вашу вину. Но на этот раз я прощаю. Не будем спорить: рабочий распустился! Теперь уже нет того рабочего, который был прежде. Но, но, но и но! Вы своей политикой совсем испортили их.

Герман. У меня была хорошая политика. Я думал…

Гросман (резко). Вы думали! Не нужно было думать, а делать… С рабочими может быть только одна политика: строгость и строгость. Закапывать их в землю. Где же была ваша строгость? Вы, управляющий, способны были зазывать рабочего в контору и там с ним разговаривать. Я бы его позвал в контору? Он бы у меня увидел контору? Эта политика стоила мне в прошлом году десять процентов прибавки. Я сказал бы прямо, что вы меня разоряете. (Этель, которая подошла к нему и потянула за рукав.) Что такое?

Этель. Давид, Эрш здесь. Он принес тебе шубу.

Гросман (сердито). Какой Эрш, какая шуба? Значит, я должен бросить все дела ради какой-то шубы? Пусть подождет…

Этель (робко). Ну не сердись. Я думала, что можно. Эрш уже давно ждет тебя.

Гросман. Так еще подождет. Город не горит.

Эрш (тихо). Конечно, Эрш подождет. Что значит? (Осторожно выходит.)

Герман. Вы ударили меня прямо по голове. Я вам служу верно. Что же я делал? Правда, иногда я бывал мягок. Но разве из любви к ним? Я делал все, чтобы расположить их к нам. Если я выдавал им под праздник вперед за работу или зимой отпускал уголь по своей цене, то не для того ли, чтобы они были покорны? Я был строг всегда и редко добр. Но то, что теперь происходит, идет помимо нас. Теперь уже нельзя испугать рабочего…

Гросман (с силой). Можно.

Герман. В стране революция…

Гросман. Это нас не касается. Разве люди уже перестали жить? Лавки торгуют, люди кушают. Задайте им революцию, если они этого хотят. Покажите, как можно подкупить рабочего. У нас есть средства. Уступок на этот раз, Герман, не будет. Никаких прибавок, никакого восьмичасового дня. Никакой врачебной помощи и других глупостей.

Герман. Мои люди уже работают. Но рабочие теперь просто с ума сошли.

Гросман. Мы их вылечим. Подойдите-ка сюда. (Отводит его в сторону.) Распустите слух, что я очень озлоблен на рабочих и хочу остановить мельницу. Понимаете? Мозги у вас имеются в голове?

Герман (покорно). Имеются.

Гросман. Не моргайте же глазами. Поговорите с русскими рабочими и обещайте им что-нибудь. Надо напоить их… А с еврейскими рабочими не церемоньтесь. Что у вас за противная привычка моргать, когда с вами говорят. Приведите завтра ко мне двух-трех… Я сам с ними поговорю.